Томас Бекет [=Бекет, или Честь Божья] - Жан Ануй

Джильберт Фолиот (осторожно). Дружба короля к Томасу Бекету умерла, ваше величество?

Король. Внезапно, епископ. Так, как будто перестало биться сердце.

Джильберт Фолиот. Любопытное явление, ваше величество, но не такое уж редкое.

Король (берет его неожиданно под руку). Сейчас я ненавижу Бекета, епископ. Между этим человеком и мною нет ничего общего, только этот зверь, который грызет мне внутренности. Не могу больше! Я должен натравить этого зверя на Бекета. Но я король, и то, что принято называть моим величием, связывает мне руки, я нуждаюсь в чьей-нибудь помощи.

Джильберт Фолиот (сдержанно). Я служу только церкви.

Король. Поговорим как мужчина с мужчиной, ведь мы с вами вместе, что называется, рука об руку, захватили Англию, ограбили ее, содрали с нее три шкуры. Мы спорим друг с другом, хитрим, стараясь выманить лишний грош, но все равно: небесные и земные интересы связаны между собой. Знаете, чего я добился от папы? Его благословения во имя веры придушить католическую Ирландию. Да, что-то вроде крестового похода — для того чтобы посадить там наше духовенство и наших баронов! Пойдем, торжественно освятив наши мечи и стяги, будто перед нами неверные! Единственное условие: по серебряному динарию с каждой семьи в год — дань ирландского духовенства, которую оно отказалось платить престолу святого Петра, а я обещал папе, что заставлю их раскошелиться. Условие принято. К концу года это составит кругленькую сумму. Рим умеет вести свои дела.

Джильберт Фолиот (ужаснувшись). Ваше величество, есть вещи, о которых не следует говорить, лучше даже вообще не знать о них, если это не входит в нашу прямую обязанность.

Король (улыбается). Мы здесь вдвоем, епископ, а церковь пуста.

Джильберт Фолиот. Церковь никогда не бывает пустой. Маленькая красная лампада не угасает перед главным алтарем.

Король (нетерпеливо). Епископ, я не прочь поиграть, но только со сверстниками! Вы, может быть, принимаете меня за одну из своих овечек, святой пастырь? Тот, в честь кого светится эта маленькая лампада, легко читает в наших душах, и в вашей и в моей, он давно понял вашу алчность и мою ненависть.

Джильберт Фолиот снова замыкается в себе.

(Кричит ему раздраженно.) Тогда идите в монахи, епископ! Наденьте власяницу на голое тело, запритесь в монастыре и возносите моления!.. Лондонская епархия для сына матроса с Темзы, если у него столь чистая совесть, — это слишком много или слишком мало!

Джильберт Фолиот (словно окаменев, после паузы). Если я оставлю в стороне, как мне и подобает, свои личные чувства, я должен буду признать, что до сих пор архиепископ не совершил ничего противного интересам его матери-церкви.

Король (пристально смотрит на него, весело). Я вас вижу насквозь, дружок: вы намерены сорвать с меня подороже! Но с помощью Бекета, которому удалось заставить вас платить налог, я богат. И, по-моему, будет вполне в духе высокой морали, чтобы часть церковного золота вернулась церкви через ваше посредство. А кроме того, если уж мы взялись говорить, исходя из моральных принципов, святой епископ, то вы можете себя успокоить мыслью, что величие церкви и величие государя тесно связаны между собой и что, служа мне, вы в конечном счете трудитесь над упрочением католической церкви.

Джильберт Фолиот (глядя на него с любопытством). Я считал ваше величество просто грубым мальчишкой, еще не вышедшим из отроческого возраста и думающим только о своих удовольствиях.

Король. Иногда ошибаются в людях, епископ. Я тоже ошибся. (Внезапно кричит.) О мой Томас!

Джильберт Фолиот (вскрикивает). Вы его любите, ваше величество! Вы все еще его любите! Любите этого скота в митре, этого самозванца, этого саксонского ублюдка, этого грязного распутника!

Король (бросается на него, кричит). Да, я люблю его! Но это не твое дело, поп! Я тебе говорил только о своей ненависти! Я заплачу тебе, если ты избавишь меня от него, но никогда не смей дурно о нем говорить! Или будешь иметь дело со мной!

Джильберт Фолиот (задыхаясь, стонет). Вы меня задушите, ваше величество…

Король (отталкивает его, другим тоном). Мы увидимся завтра, епископ, и разработаем подробный план действий. Вас призовут официально во дворец под каким-нибудь предлогом, например, моя благотворительность в Лондонской епархии, где я являюсь вашим первым прихожанином. Но мы будем говорить не о бедняках. Бедняки подождут. Царство, на которое они уповают, вечно. (Уходит.)

Джильберт Фолиот стоит неподвижно. Служка робко подходит к нему. Фолиот берет епископский жезл и с достоинством, торжественно шествует по собору, один из каноников осторожно поправляет на его голове покосившуюся во время борьбы митру. Они выходят.

Освещение меняется, опять занавесы, колонны. Утро. Епископский дворец. Входит священник, за ним — два монаха и монашек из монастыря в Гастингсе.

Священник. Его преосвященство примет вас здесь.

Монахи возбуждены, изредка подталкивают монашка.

Первый монах. Держись прямо. Облобызай перстень монсеньера и отвечай смиренно на его вопросы, а не то береги задницу.

Второй монах. Ты, может, надеешься, что он тебя забыл? Великие мира сего ничего не забывают. Посмотрю я, как ты перед ним будешь разыгрывать гордеца!

Входит Бекет, в скромном одеянии.

Бекет. Ну что, братья, хорошая погода в Гастингсе? (Протягивает перстень для целования.)

Первый монах. Туманы, монсеньер.

Бекет (улыбаясь). Значит, хорошая погода в Гастингсе. Мы всегда тепло вспоминаем ваше аббатство и собираемся вскоре посетить его, когда наши новые обязанности дадут нам эту возможность. Как ведет себя этот юноша? Задал он работу вашему аббату?

Второй монах. Монсеньер, это настоящий осел. Отец настоятель долго пытался взять его лаской, как вы советовали. Но вскоре пришлось посадить его в темницу на хлеб и воду и даже подвергнуть бичеванию. Ничего не помогает. Как был упрямая башка, так и остался: только и слышишь от него оскорбления! Он впал в грех гордыни! И некому протянуть руку помощи, чтобы спасти его.

Первый монах (задумчиво). Разве что дать ему хорошенького пинка в зад… Простите, ваше преосвященство, за выражение. (Монашку.) Держись прямо!

Бекет (монашку). Слушайся брата. Держись прямо. Обычно гордецы держат голову высоко. Посмотри мне в лицо.

Монашек смотрит.

Хорошо. (Пристально глядит на монашка, потом поворачивается к монахам.) Вас проведут в трапезную, братья мои, и накормят перед отъездом. Я распорядился, чтобы вас хорошо накормили. Не обижайте нас, мы вас освобождаем сегодня от вашего обета воздержания. Надеемся, что вы отдадите честь нашей кухне. Передайте отцу настоятелю наши благословения.

Второй монах (нерешительно). А мальчишка?

Бекет. Мы оставим его здесь.

Второй монах. Монсеньер, будьте осторожны. Он очень злой.

Бекет (улыбаясь). Мы не боимся.

Монахи уходят. Бекет и монашек остаются друг против друга.

Почему ты так некрасиво держишься?

Монашек. Я никому не хочу смотреть в глаза.

Бекет. Я научу тебя. Это будет нашим первым уроком. Посмотри на меня.

Монашек смотрит искоса.

Смотри прямо.

Монашек смотрит.

Ты по-прежнему один взваливаешь на свои плечи весь позор Англии и это бремя гнет твою спину?

Монашек. Да.

Бекет. Если я возьму половину на себя, тебе будет легче. (Делает знак священнику.) Попросите сюда их преосвященства.

Священник уходит.

(Улыбаясь, доверительно, монашку.) Сейчас у меня Совет с епископами; ты увидишь, что быть одному — не только твоя привилегия.

Монашек. Я почти не умею читать и писать. Я сын крестьянина, и я постригся в монахи, чтобы не быть рабом. Что вам от меня за польза?

Бекет (улыбаясь). Ты мне нужен. Довольно тебе? Я хочу, чтобы ты смотрел на меня всегда так, как смотришь сейчас. Некоторые носят власяницу, чтобы постоянно помнить, для чего они облеклись в это рубище… (С улыбкой распахивает, свое одеяние.) Я тоже ношу власяницу. Но это испытание смехотворно, я уже привык к ней. Мне даже кажется, если я сниму ее, я непременно простужусь. Мне нужно нечто другое, что бы царапало меня и ежеминутно напоминало о том, кто я таков. Мне нужен ты, маленький репейник, за который не знаешь как взяться. Я хочу, чтобы ты колол меня своими иглами, чтобы я встречал тернии на дороге добра, иначе я могу и в этом найти удовольствие…